Это диалог, ведущий в никуда. И Скуало это злит. Не успевший буквально на пары минут – этого бы хватило для чистой совести и чужих чистых рук.
Он вздыхает тяжело, раздраженно, нервно постукивая пальцами по столу. Виски на вкус, как дерьмо – очередное бахвальство дубовыми бочками и выдержкой чуть больше десяти лет. А по факту купажированное дерьмо, что на послевкусие отдает ярким привкусом спирта. Но пить это можно, напиться – тем более. И он, определенно, не против полумертвого от похмелья Такеши с которым, хотя бы, не придется разговаривать.
Все это злит по-настоящему. Нужно было просто сломать ебанную руку, пару раз вмазать по лицу и уйти не парясь. Он не кризисный центр для детишек Вонголы, он даже не кризисный центр лично для Ямамото Такеши. Он его учитель. Тренировки там, иногда мисси, иногда, очень редко, зачистка.
(уничтожение тех, кого Такеши всегда оставлял в живых.
ты гордишься тем, что заставлял убирать за собой? делать то, что собственными руками не получалось до этого дня?)
Скуало не спросит, конечно. Вот только чувства вины Такеши сейчас не хватало для большей комедии. Ему все это не нравится. Ему все это настолько не нравится, что он решает обойтись малой кровью.
Не двигается с места, но смотрит. За окном гроза расходится в полную силу, молнии ослепляют периферийный обзор, но Скуало нравится. Возможно, дело не в стихии, что за столько лет стала почти родной, а в том, что жара в Италии – это отдельный вид экзекуции.
Посредственный виски он наливает им обоим. И Скуало не уверен сейчас – хорошая ли это идея позволить Такеши пить, но на трезвую голову тянуть происходящее не могут, кажется, они оба. Скуало не понимает, что делать в такой ситуации и почему Такеши делает из этого драму. Рано или поздно – случиться это было должно. Случилось раньше, чем он достиг совершеннолетия в Японии, но с другой стороны – шесть лет с Конфликта Колец. Это ебически большой срок.
Осталось только дождаться Саваду.
Скуало все еще не знает, что делать с этим недоразумением по имени Такеши. Сначала думает сказать ему, что раз уж он от перелома хотел покончить с собой, что должно было быть после убийства. Но Скуало не говорит – не стоит бередить старые воспоминания и желания, если они есть.
Бывших самоубийц не бывает - это он помнит, как никто другой.
“Не это, ведь так?”
Он морщится, делая глоток виски и разглядывает потолок, стараясь хотя бы там найти ответы. В конце концов, они должны быть где-то? Они должны лежать где-то на поверхности, что только руку протяни, но Скуало их не видел.
Или не хотел видеть.
Это было так в его духе, что даже спорить было бесполезно.
А Такеши все так же спокоен. Это почти бесит, совсем чуть-чуть, но под напором закипающей ярости, и так не самая лучшая выдержка дает трещину. Он хочет увидеть хоть что-то. Уныние – это всегда путь в никуда. Собственная консервация, возведенная в абсолют, где нет выхода, потому что ты сам заколотил все пути к отступлению. И Скуало понятия не имеет, что делать в таких ситуациях, когда тишину и напряжение можно резать ножом.
Он хочет увидеть любую реакцию. И собирается добиться это всеми способами.
– Что же, его семье это не понравится, - Скуало усмехается, не сводя взгляда с потолка, но иногда все же косясь на Ямамото. - Точнее жене и дочке. Сколько там ей? Пять?
Скуало делает вид, что вспоминает. Но он пиздит. Безбожно пиздит, потому что даже имени не помнит. Оно затерялось где-то в отчетах группы зачистки, где и будет похоронено. Может потом, когда он решится просмотреть бумаги по этой миссии и привести их в порядок, он все же узнает правду, но не сейчас.
Сейчас он пиздит безбожно, надеясь вызывать еще немного эмоций, взывая к эсоционльной стороне Такеши.
– Интересно какого это, осознавать, что твой отец умер. А может позже, она даже узнает, что его убили. Узнает, кто убил, все же, она и жена вхожи в мафию. Хотя, я все еще удивлен, что тебе не поступил приказ вырезать всю семью, в назидание, так сказать.